Игорь Смирнов-Охтин - «Gaudeamus вселенский гаудеамус»

Gaudeamus

Почему Gaudeamus?
Гаудэамус игитур?
Глубоко пессимистическое произведение.
«Жизнь пройдёт, иссякнут силы
Ждёт всех смертных мрак могилы…»
В общем-то, так оно и есть…
И, конечно, не обязательно ваганту иметь семь пядей во лбу, чтобы изречь столь по смыслу «глубокое». Но с фырканьем повременим. Некий бином, сочленённый из незамысловатых (простеньких до идиотизма) высказываний, явил собой нечто, семь столетий допредь живущее. И ничего удивительного. Любой «сложняк» собран из «простеньких». А в нашем биноме вторым «простеньким» были слова «Гаудэамус игитур», что в переводе с окаменелого латинского: «Будем веселиться». И предваряя таким призывом стих, вагант придал ему силу манифеста.

Иногда литературные тексты рождаются сами по себе, как детишки в прежних благословенных семьях.
Иногда под гнётом МОТИВА, некой ЗАДАЧИ.
И кто скажет: какой метод, какой творческий принцип – гарант качества? – Когда как, у кого как. Но отличия обнаружатся.

Рождённое само по себе, без привлечения изначального СМЫСЛА, отразит мир с мнимыми сложностями, не подлежащими специальному препарированию, и годный лишь для грусти, смеха... Иногда, впрочем, испуга.

Рождённое с обеспечением СМЫСЛА (лучше бы – фундаментального) может рассчитывать на благополучную судьбу, на долгую и популярную жизнь, пока… пока честные люди не поймут, что питавший их глупые головы СМЫСЛ – суть ложь, абсурд и бессмыслица.

По обстоятельствам нынешней своей жизни и способу её проживания получив в распоряжение шикарный досуг, и желая ничем полезным его не заполнять, перечёл много-много своих текстов и обнаружил, что никаким формулируемым смыслом (смыслами) они не огружены, и хотя такое обнаружение для меня, осознающего придурковатость своей природы, удивлением не стало, но привело к пониманию:
• тексты рождались сами по себе, как детишки в прежних благословенных семьях;
• толково собранный из них свод имеет шанс явить собой нечто принципиально иное, нежели формальное собрание текстов под одной обложкой.
Я как будто уже слышу весёлое ржание критиков. Знание о переходе количества в качество люди в голове постоянно не держат. И для подкрепления немощной памяти весельчаков, повторю пример с неизвестным вагантом, который, соединив напоминание о неминуемой смерти с призывом к веселею, себя, смертного, обессмертил. На семь столетий, во всяком случае!
Придя к записанному выше сих слов пониманию и не теряя своего досугового времени, взялся за решение вечного вопроса «Что делать?». Решил. Решил проворно. Решил сотворить нечто, связанное с движением. Движение люблю. Люблю всякое движение за непреложность его ложного смысла. Землянскому знаку гармоничнее стихия водная. Принялся конструировать судно. Критерии положил такие:
• хорошая скорость – она необходима для быстрого достижения чего-либо, а за неимением чего-либо, то есть, при отсутствии цели (как у меня), кайф – от скорости, от скорости самой по себе;
• устойчивость, непотопляемость – потому что терпеть не могу катастрофы, форс-мажоры, и… «ваша рукопись нас не заинтересовала».
Из всех известных плавсредств ближе к моим критериям плескались гениальные творения полинезийцев – тримараны. Двухкорпусные катамараны более известны, а трёхкорпусные тримараны – более гениальны. Выбрал более гениальное.
Далее было так.
В первый корпус сложил про то, что «со мной» и с теми, кто «вчера-сегодня» – «со мной». В описаниях, нет-нет, привирая.
А в корпус второй – всё возникавшее само по себе и неожиданно для меня самого, что (кто понимает, скажет ДА) есть ПРИЗНАК ИСТИНОЙ ПРАВДЫ.
Уравновесить всё назначил баллон третий, наполнив его воздушными размышлямсами, заумными не более того, чем допускали силёнки моих мозгёнок и укоренённый Монтенем французский жанр essai.
Оставалось судно назвать.
Как всё хорошее и верное, название пришло само собой. Мудрость, прошедшая семисотлетнее испытание кошмарами, достойна статуса универсального принципа.
И, начертав на борту слово
«Gaudeamus»,
столкнул тримаран в воду и поднял парус.